– Вы оказались правы, телефон ваш прослушивался. Мы изъяли японскую аппаратуру и большую бобину с записью, задержали и инженера связи Фахрутдинова. Своей вины он не отрицает, но чувствую, что мы вряд ли через него проясним ситуацию, запутанная история…
– Доставьте связиста ко мне, я хочу сам поговорить с ним, – сказал Камалов и, положив трубку, облегченно вздохнул. Подтверждались все его сомнения, против него действовал умный и изощренный враг, и появлялся шанс выйти на след.
Не успел прокурор подняться к себе из столовой на первом этаже, как к нему ввели Фахрутдинова. Щегольски одетый молодой мужчина, лет тридцати пяти – тридцати семи, не был ни смущен, ни подавлен арестом, но и не держался вызывающе, что бывает нередко. Только руки с длинными, хорошо тренированными пальцами, холеные, знавшие каждодневный уход, как у пианиста, выдавали его волнение. По рукам и определил Камалов в нем картежника. Эта новая беда, до сих пор недооцененная ни законом, ни обществом, давно и прочно, как наркомания и проституция, глубоко пустила корни в нашей пытающейся всегда казаться высоконравственной, пуританской стране. Да и лицо с живыми, умными глазами, несмотря на кажущуюся беспристрастность, выдавало, что он волнуется, пытается искать выход из неожиданной ситуации. Хуршид Азизович не раз встречал подобных людей, от природы щедро одаренных умом, талантами, но пагубная страсть подавила в них все человеческое, и все проблески ума, таланта служили одному – пороку, картам.
Перед прокурором Камаловым сидел, кажется, такой же обреченный человек. «От азартных игр исцеления нет и не бывает, любые попытки лечения – напрасные хлопоты», – сказал как-то ему один из крупных московских картежных шулеров.
– Я слушаю вас, – обратился хозяин кабинета к задержанному. Несколько странное начало не смутило связиста.
– А мне нечего сказать вам, все, что знал, сказал. И вряд ли моя исповедь добавит что-либо новое, – ответил Фахрутдинов спокойно.
– И давно вы занимаетесь прослушиванием, часто ли поступают такие заказы?
– Я работаю в Министерстве связи пятнадцать лет, как специалист на хорошем счету, но до сих пор никто не обращался с таким предложением. Я не уверю вас, что не стал бы этим заниматься, просто раньше спроса не было. Хотите верьте, хотите нет. – И он пожал плечами.
– И когда же поступил заказ взять под контроль мой телефон и кто проявляет столь пристальный интерес к делам прокуратуры?
– По вашему прокурорскому взгляду я понял, вы сразу догадались, что я игрок, катала. В картах и причина, как я сейчас понимаю. Потому я свой ответ начну с карт, возможно, это что-то и прояснит для вас. Три месяца назад я неожиданно начал выигрывать, и длилось это довольно-таки долго, пять – шесть недель подряд. Не сказать, чтобы выигрывал крупно, я игрок средний, хотя катаю уже регулярно лет десять. Думаю, в кругах картежников меня знают, до сих пор я за свои проигрыши всегда отвечал, вы ведь знаете, как дорога репутация в нашей среде. Но потом я «попал» раз, другой, и на очень крупные суммы, таких проигрышей я раньше себе никогда не позволял. А тут удачи последнего времени вскружили мне голову, и я все время пытался отыграться, увеличивая и увеличивая ставки. Сегодня мне понятно, выиграть я не имел ни малейшего шанса, против меня действовал выдающийся игрок, ас, да и все мои предыдущие выигрыши тоже кем-то тщательно организованы. В общем, мне включили «счетчик» и предложили продать дом, доставшийся в наследство от родителей! А куда деваться с семьей, детьми? О том, чтобы набрать требуемую сумму, не могло быть и речи, я даже вслух не мог назвать цифру, она приводила в ужас любого нормального человека.
Тем временем долг неожиданно перевели на другого игрока, я никогда не встречал его в картежных кругах, как, впрочем, и того, кому проиграл, только слышал краем уха, что тот залетный катала из Махачкалы. Впрочем, для меня и любого другого картежника не имеет значения прописка проигравшего или выигравшего – платить надо в срок. Я уже подумывал и о бегах, и о самоубийстве, как вдруг позвонил мне на работу тот новый человек, которому я был должен. Он назначил мне встречу в кооперативном кафе «София», что в парке Победы. Там он и предложил в счет погашения долга поставить на прослушивание один телефон. Я тут же спросил – чей? Он засмеялся и сказал, что в моем положении глупо задавать такие вопросы и какая мне разница, кого прослушивать. Но в тот вечер он так и не сказал, кто его интересует. Получив мое согласие, уговорились о встрече на работе. В назначенное время, за час до начала смены, когда в помещении я находился один, пришли двое молодых людей, в темных очках, прекрасно знавших свое дело, и подключились к вашему телефону. Моя задача состояла в том, чтобы, когда позвонят, достать бобину с записью и выйти на автобусную остановку, всегда заполненную людьми. Я должен был держать бобину за спиной и ни в коем случае не оглядываться, когда ее будут забирать.
Так я всякий раз и поступал, не испытывая никакого любопытства оглянуться и узнать в лицо связного, скорее всего такого же несведущего человека, как и я.
– Ловко, ловко, – прервал Хуршид Азизович разговорившегося каталу, надеясь на этот раз смутить его.
Но он, словно на отдыхе, ловко перекинул ногу на ногу и, не обращая внимания на колкость прокурора, сказал обескураживающе:
– Знаете, товарищ прокурор, я ведь не сказал бы вам ничего даже в том случае, если бы знал, кто стоит за всем этим.
Теперь наступил черед удивляться хозяину кабинета.