– Прошу. – И хозяин жестом пригласил за дастархан, скромно уставленный фруктами и чайными приборами на двоих, все вокруг, и тишина в доме, располагало к беседе.
«Некогда рассиживать, чаи гонять с тобой, отцвели твои хризантемы», – усмехнулся про себя прокурор Камалов, но в последний момент занял курпачу у стены с тем, чтобы хан Акмаль расположился спиной к входной двери и не сразу среагировал на появление своего «афганца», а тот должен был войти минут через десять – пятнадцать, как опустеют коридоры. Хозяин дома, разлив чай, как всегда, уверенно повел разговор, сначала издалека, с самой Москвы, пытаясь скорее определиться, не друзья ли из белокаменной столицы пытаются принять участие в его судьбе, и не этот ли седеющий прокурор их посланник. Хотя хан Акмаль и поднаторел в застольной дипломатии, но, видимо, волнение, поспешность подвели его на этот раз, цель оказалась так плохо замаскированной, что гость сразу разгадал тайные надежды обладателя двух Гертруд. Представлялась еще одна возможность расслабить, отвлечь внимание хана Акмаля, и Камалов осторожно повел разговор вокруг тех людей в Москве, на кого мог рассчитывать Арипов, и видел, как оживлялось отекшее от волнения лицо хана Акмаля.
В тот самый момент, когда душа хана Акмаля окончательно успокоилась и в прокуроре из Москвы он увидел избавителя от всех грядущих неприятностей, в комнату бесшумно, в мягких кроссовках, вошел «афганец».
– Извините, – сказал он неожиданно за спиной хозяина дома, обращаясь к гостю, – Исмат предупредил, что вы особый поклонник сауны, я хотел бы уточнить, какую температуру вы предпочитаете?
В иной ситуации хан Акмаль рявкнул бы на человека, прервавшего важную беседу, но сейчас лишь обернулся и улыбнулся, словно одобряя своего любимца. А тот вдруг склонился к нему и нанес короткий удар в челюсть, видимо, так, в разведке, он часто пользовался этим приемом. Камалов не успел и глазом моргнуть, как «афганец» уже всовывал заранее заготовленный кляп находящемуся в нокауте хану Акмалю. Прокурор мгновенно вскочил и с пистолетом в руках бросился к двери, коридор оказался пуст. Они вдвоем подхватили тучного аксайского Креза и поволокли его из краснознаменного зала. Пройдя по коридору несколько шагов, «афганец» открыл дверь с другой стороны устланного коврами прохода, комната слева выходила окнами в сад. На веранде просторной комнаты окна оказались распахнуты настежь, и внизу их поджидали четверо дюжих «монтажников», они ловко подхватили человека с кляпом во рту за руки и за ноги и побежали садом к вагончикам строителей, где должен был приземлиться вертолет. В тот же миг почти одновременно взлетели в одной стороне неба две зеленые сигнальные ракеты – для вертолета, в другой – одна красная – для бронетранспортеров, чтобы они заняли исходные позиции в Аксае. Не последовало лишь сигнала для воздушных десантников.
Камалов легко подтолкнул «афганца» в спину и сказал:
– И ты, парень, беги к вертолету, тебе нельзя оставаться в Аксае, а там что-нибудь придумаем, авось никто не видел твоего участия. – И бритоголовый, ловкий парень побежал вслед десантникам, быстро уносившим хана Акмаля к бытовкам монтажников.
И вдруг, когда «афганец» уже сворачивал с освещенной аллеи вглубь сада, он вскрикнул и упал. Камалов, бежавший следом за ним, не видел, как кто-то сзади него в белом метнул вслед «афганцу» нож. Хуршид Азизович склонился над парнем и увидел, что нож пробил сердце насквозь, острие торчало из груди, метал человек, умевший обращаться с холодным оружием. А от ограды яблоневого сада бежали «монтажники» с короткоствольными автоматами наперевес, уже слышался шум вертолета в небе и грохот бронетранспортеров, влетающих в сонный Аксай. Камалов положил «афганца» на откуда-то взявшиеся носилки и вдвоем с каким-то десантником понес к башенному крану, а остальные кинулись в дом искать метателя. Но в пустом особняке нашли только тщедушного старика в белом, молившегося в самой дальней комнате, и испуганного человека, показавшего обкомовское удостоверение. Когда человеку в белом сообщили о злодейском убийстве «афганца», тот молитвенно сложил руки и сказал:
– Он был мой племянник, я его рекомендовал на работу в дом. – И старика больше ни о чем не расспрашивали. Сабир-бобо не простил предательства даже своему племяннику, которого очень любил.
Через двадцать минут после начала операции вертолет с ханом Акмалем взмыл в небо.
Когда вертолет скрылся с глаз, произошло еще одно непредвиденное происшествие, совсем недалеко от яблоневого сада, но уже в горах раздались поочередно три взрыва, заставившие прокурора Камалова задержаться в Аксае еще на несколько часов. Впрочем, с самым первым взрывом он догадался, что это означает – потерю знаменитых досье хана Акмаля, на которые так рассчитывал Бахтияр Саматов. Хладнокровному Сабиру-бобо даже смерть любимого племянника не помешала уничтожить главные архивы, этот вариант у них был давно оговорен и отработан. Взрывом вслед вертолету духовный наставник как бы давал знать хану Акмалю, что архивов, главных улик его деятельности, нет и он волен избирать любую тактику защиты, все тайны партийной и хозяйственной элиты края отныне находились при нем самом.
Вернувшись в Ташкент, Камалов забежал лишь на полчаса домой, чтобы переодеться, и тут же отправился в ЦК партии. Вначале он поднялся на второй этаж к Сухробу Ахмедовичу, но того не оказалось на месте, секретарша объяснила, что он сейчас на приеме у самого Первого. «Вот и хорошо, не придется дважды докладывать», – подумал прокурор и пешком поднялся на пятый этаж, в приемную. Помощник, увидев его в дверях, пошел доложить, то ли у него было такое распоряжение, то ли его разыскивали, но тотчас пригласили к хозяину просторного кабинета. Завотделом ЦК действительно находился там, и, судя по двум толстым папкам перед ним, долго. Увидев Камалова, Первый вышел из-за стола и пошел ему навстречу улыбаясь, и прокурор сразу понял, что они еще не знают об аресте аксайского хана.