Масть пиковая - Страница 55

Прокурор выпил, он тоже, как и хозяин дома, считал, что пора приступать к делу. Ночь шла на убыль, и Иллюзионист вроде настроен мирно, но тут вошла девушка, в начале застолья помогавшая Мавлюде, и внесла огромный ляган плова, обсыпанный сверху зернами дашнабадских гранатов. Уходя, она так игриво посмотрела на прокурора, что он даже засмущался от неожиданности и растерял слова, с которых хотел начать беседу. Выручил плов, на него они дружно и налегли.

Видимо, к плову разыгрался аппетит и у хозяина дома, теперь и он ел, активно подбадривая гостя, придвигая к нему лакомые кусочки курдючной баранины и популярно читая лекцию о баранах и баранине. Например, говорил он, что особо уважаемых гостей угощает правой частью туши, видя недоумение гостя, пояснил, что баран всегда ложится на левый бок, а правый бок по этой причине вбирает куда больше солнечных лучей, оттого и мясо на нем оказывается сочным, и целебным, и нежным, потому что никогда не мнется, а вес гиссарских баранов в этих краях достигает шестьдесят – восемьдесят килограммов.

Каким гурманом, чревоугодником надо быть, чтобы высчитать подобное, да еще в том краю, где люди месяцами не видят даже мороженого мяса, удивился гость, но отметил, что баранина в плове действительно необычайно вкусная. Надо не забыть рассказать открытие хана Акмаля Шубарину, чей друг, некий Икрам Махмудович – большой гурман, сочтет за бесценный подарок.

Так за оживленным разговором они и управились с ляганом плова, тотчас, словно подглядывали, вошли обе девушки с кумганами и медными тазиками, надраенными до солнечного блеска, и мужчины вымыли горячей водой руки, ибо ели по традиции пятерней. Мавлюда прислуживала хозяину дома, а подружка прокурору, и вновь она игриво улыбалась, а подавая полотенце, дважды намеренно коснулась его руки.

«Что еще затеял хан, за что решил так щедро одарить?» – мелькнула волнующая мысль, но она долго не задержалась. Человек из ЦК вспомнил о предстоящем деле, и стройная девушка в шальварах с трогательной родинкой на щеке, так мило и очаровательно улыбавшаяся, как-то сразу вылетела из головы.

Прежде чем приступить к разговору, гость предложил закурить директору и закурил сам, за сигаретой, казалось, его предложения не покажутся столь дерзкими.

– Дорогой Акмаль-ака, я хоть прежде и не числился в ваших друзьях, решился на самостоятельный визит в Аксай по двум причинам, – наконец отважился гость. – Первая. Насколько я вижу, возглавляя определенный отдел в ЦК, многие ваши друзья и покровители отвернулись от вас, бросили на произвол судьбы. Я не знаю причин их поведения, может, страх за собственное благополучие, может, страх перед непонятным временем, от которого многие в шоке, может, у них имеются еще какие-нибудь доводы, но я не вижу, чтобы они проявляли активное участие в вашей жизни, как прежде.

Вторая причина, скажу откровенно, она более всего меня и подвинула к этому поступку, над вами всерьез сгущаются тучи, уже готовы документы, чтобы лишить вас депутатской неприкосновенности.

– Я знаю и то и другое, дорогой Сухроб, – перебил вдруг Арипов, – давай выпьем еще по одной, разговор предстоит непростой о моей судьбе за моим дастарханом… дожился. – Иллюзионист говорил глухо, растерянно. Видно, новость все-таки была неожиданной, хотя он по привычке автоматически блефовал.

Оба они знали, что после плова спиртное не употребляют, больше налегают на кок-чай, но тут никто из них не стал церемониться, ссылаться на традиции, ритуал, повод для выпивки представился серьезный. Предложив выпить, хан Акмаль брал как бы тайм-аут, прерывал разговор, ему всегда нужно было время собраться с мыслями, он не отличался молниеносным искрометным умом, как, например, Шубарин, или Миршаб, или тот же прожженный политик Тулкун Назарович.

Разливая коньяк, он искоса посматривал на гостя, словно не доверяя ни ему, ни его словам, потом, словно нащупав какую-то нить, спросил осторожно:

– Если вы отчаялись на такой шаг, как визит в опальный Аксай при вашем служебном положении, наверное, у вас есть вариант, предполагающий выход из того мрачного положения, что вы обрисовали мне? – Долгий, витиеватый вопрос, в нем крылась и угроза, и шантаж («при вашем служебном положении»), хан говорил в своей обычной манере, льстивой и коварной одновременно.

Акрамходжаев потянулся через дастархан и пододвинул к себе тарелку с тонко нарезанными лимонами, хозяин после неприятных сообщений заметно утерял хлебосольность. Прокурор намеренно тянул время, готовил хозяина загородного дома к главной новости, от того, как он ее примет, и зависел успех задуманного Сенатором.

Ответ требовал определенной деликатности, такта, ведь хан Акмаль уже сказал «о моей судьбе за моим дастраханом», прокурор почему-то вспомнил древний обычай у Тимуридов, к чьим предкам аксайский Крез постоянно себя причислял и бахвалился – гонца, доставившего неприятную весть хану, всегда казнили. Сегодня он невольно находился в роли подобного вестника.

– Вариантов-то, к сожалению, – начал он осторожно, – уже, считай, нет. Вашим делом занят следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, помогают ему коллеги-следователи из КГБ, они настолько остерегаются утечки информации, что даже я мало чем располагаю по вашему делу, кроме того, что сказал. Вы, наверное, знаете, кого уже успели арестовать и в Ташкенте, и в областях, и можете представить, в каком свете они выставили вас и вашего друга Шарафа Рашидовича. Ну тому ни холодно ни жарко, он на том свете, и пусть земля ему будет пухом, но теперь все стрелы, как я вижу, сосредоточены на вас, тем более, сделав себе харакири, ушел из жизни каратепинский хан, а Анвар Абидович Тилляходжаев решил признанием и покаянием вымолить себе жизнь, и он, видимо, вас не щадит, вы ведь с ним долго соперничали…