Масть пиковая - Страница 52

И, понимая, что разговор на трезвую голову становится опасным, он похлопал в ладоши, и тут же в комнату вошли Мавлюда и еще одна девушка удивительной красоты. Они расторопно убрали чайник и пиалы, стоявшие перед хозяином, накинули поверх клетчатой скатерти еще одну, белоснежную, и стали дружно заставлять дастархан закусками, салатами, фруктами. В последний момент в комнату вошел безмолвный старик, обслуживавший утром, опять во всем безукоризненно белом, и на отдельном подносе подал две высокие бутылки коньяка и две рюмки к ним. Наверное, по каким-то законам шариата девушкам не велено прикасаться к вину. Какая целомудренность у хана, усмехнулся Сенатор, зная его замашки, он и Коран попрал сотни раз. Видимо, спектакль разыгрывался для него, мол, учись, горожанин, настоящим народным традициям, которые так блюдет Акмаль-хан.

Директор объединения самолично разлил коньяк и, подвинув гостю рюмку, налитую до краев, проникновенно сказал:

– Как бы там ни было, вы мой гость, и я рад, что вы нашли дорогу к моему дому. За знакомство в столь трудное для страны время, вам ли не знать по должности, сколько врагов у перестройки. Но мы и этот этап одолеем, партии все по плечу! За знакомство, за партию, работающую в новых условиям гласности и демократии! – И хозяин протянул рюмку через щедро накрытый дастархан.

«Ничего себе, для начала лихо. То ли еще будет!» – отметил про себя гость, но с улыбкой поддержал тост. Едва он выпил, хозяин пододвинул тарелку с лимонами.

– Пожалуйста, свои, имеем лимонарий. Полмиллиона дохода в год, отправляли учеников в Ташкент к Фахрутдинову. Теперь сами платные курсы и продажу саженцев организовали – деньги кругом под ногами у предприимчивого человека, только завистники ходят по купюрам, а считают их почему-то в чужих карманах.

«К чему бы это? – мелькнула мысль. – Неужели думает, что я по поводу хищений в лимонариях?» Хотя и там суммы в сотни тысяч, лимонарий не волновал прокурора, но лимоном с удовольствием закусил. Он в самом деле, как и многие ташкентцы, отдавал предпочтение не итальянским, не марокканским, не греческим, не грузинским, а лимонам Фахрутдинова, сочным, с мягкой кожурой, без горчинки, а какое варенье из них наладились делать ташкентские хозяйки!

Прокурор окинул взглядом обильный дастархан, раздумывая, что бы положить на тарелку, как Иллюзионист предложил казы – конскую колбасу.

– Уже сентябрь, и мы забили молодого жеребца, уверен, такого казы, кроме Аксая, нигде нет, удесятеряет силы мужчины. – И он громко и нарочито засмеялся, наверняка фраза служила дежурной шуткой сотни раз.

В лошадях аксайский хан, конечно, разбирался как никто другой и жеребцов для колбасы откармливал специально, по своей технологии, и он, поблагодарив хозяина, положил на тарелку несколько кружочков казы. Хозяин вновь налил рюмку до краев, видимо, ему не терпелось разогреть гостя как можно быстрее.

– Как поживает Тулкун Назарович? – спросил он вдруг, желая прояснить для себя кое-что перед новым тостом.

– На пятом этаже я нечасто бываю, высокие люди, высокие заботы. Но по работе приходится общаться, слава аллаху, жив-здоров, по-прежнему полон энергии, замыслов. Нам, молодым, есть у кого учиться, с кого брать пример, – ответил Сенатор уклончиво, не афишируя связь.

– Не скромничайте, Сухроб Ахмедович, знаем, что вы и на пятом этаже у многих открываете двери ногой, догадываемся, что вы сегодня один из самых перспективных работников ЦК. Хорошо, что не зазнались и о старых кадрах говорите тепло, теперь ведь молодые как о прошлом, – охаять да осмеять, а мы ведь тоже не сидели сложа руки, знамена за красивые глаза не присуждают, за труд… А еще вот что скажу, Сухроб-джан, говорят, мир стоит на трех китах, неверно, категорически не согласен с такой научной точкой зрения, мир стоит на дружбе, на крепкой сцепке мужских рук.

– На круговой поруке, – подсказал с издевкой сотрапезник, но Иллюзионист иронии не понял, он радостно подхватил, уловив суть:

– Молодец, юрист и за столом юрист, правильно – круговая порука, и поэтому давайте выпьем за наших друзей, когда-то мы помогли подняться Тулкуну Назаровичу, он, наверное, вам, вот на этом земля и держится…

«Неужели он успел переговорить днем с Тулкуном Назаровичем?!» – подумал прокурор, но тут же успокоился, Иллюзионист по привычке крупно блефовал.

Выпили за друзей, а также за круговую поруку. Гость старался хорошо закусить, он понял, для чего затеял гонку тостов хан Акмаль. Внесли горячие закуски, опять тандыр-кебаб и нарын, тончайше нарезанная крутая холодная лапша, смешанная с мелко нарезанной печенью, мясом, обложенная сверху кружочками казы и в толщину бритвенного лезвия нашинкованным репчатым луком и присыпанная черным перцем. Спустя минут пять Мавлюда внесла еще и дымящийся ляган с мантами, что-то среднее между русскими пельменями и грузинскими хинкалями, мелко резанная баранина с луком и курдючным салом, готовится на пару в специальной посуде. С такой закуской захмелеть сложно.

Обладатель двух Гертруд как бы случайно спрашивал то об одном, то о другом человеке, порою предлагал даже тост за кого-нибудь из них. Он усиленно зондировал почву, пытался выяснить, может, кто из его друзей-нахлебников послал к нему прокурора, он-то догадывался, что сгущаются тучи над головой, хотя и не знал подробностей, разладилась связь с Ташкентом. Порою Иллюзионисту казалось, вот уж за этой фамилией… неожиданный гость скажет наконец: «А я к вам, Акмаль-ака, от него с поручением». Но фамилии людей, которые он все-таки остерегаясь выкидывал как карты из колоды, желаемого результата не давали, все отскакивало от этого непробиваемого человека без галстука, в странном, на его взгляд, пиджаке. Он хорошо понимал, что не выведывает, как он обычно привык, а раскрывается, но остановить себя уже не мог и потихоньку наливался злобой. Спросить напрямую, кто прислал, зачем, не позволяла гордость, и положение гостеприимного хозяина обязывало не торопить событий.