Масть пиковая - Страница 36

– Не один он не понимает, что времена изменились и еще как круто поменяются, – сказал неопределенно хозяин дома, разливая поданный к разговору чай.

– Я так и сказал, что нынче времена другие, нет ни вашего друга Леонида Ильича, дочке которого вы дарили каракулевое манто, нет и всесильного Шарафа Рашидовича, любившего и опекавшего вас, и зять бывшего генсека, хотя и генерал-лейтенант и второй человек в МВД, и за миллион не вытащит Нурматова из петли, потому что занялись полковником не только следователи по особо важным делам Прокуратуры СССР, но следователи КГБ, а им предлагать взятки все равно что нырять в кипящее масло.

– И что он ответил на такую откровенность?

– Сказал, что я еще не знаю силы и мощи партийного аппарата, где он не последний человек, впрочем, его трудно было в чем-то переубедить, особенно в последние годы, когда тесно контачил с семьей Леонида Ильича.

– И что, он совсем не внял, говорили вы все-таки убедительно, особенно насчет следователей КГБ, по его делу тоже присутствовал человек оттуда, вы в воду глядели, – пытаясь прояснить для себя кое-что, хитро обронил хозяин дома.

– Освобождение полковника Нурматова он считал себе по силам, и я его особенно не отговаривал от этой затеи. Мне лично Нурматов был глубоко несимпатичен, и судьба его меня не волновала. К себе я его и на дух не подпускал, хотя он всячески стремился сблизиться. Однажды он попытался взять меня за горло, не вышло. Хотел, пользуясь мундиром, испытать на испуг, и я не стал жаловаться хозяину на самоуправство свояка, хотя Тилляходжаев догадывался, что между нами пробежала черная кошка. Но я показал ему, что его ждет, приехал среди бела дня на работу и вывез его прямо из кабинета, натерпелся он страха на всю жизнь. Меня всерьез беспокоила судьба самого Анвара Абидовича, может, я старомоден, сентиментален, но я обязан ему многим и не хотел уходить в сторону при первой беде хозяина. Убедить в грозящей опасности мне его все-таки не удалось, но кое-что я все-таки предпринял, на будущее, так сказать. У него большая семья, шесть детей, уже пошли внуки.

– Да, двое его сыновей заканчивают юридический факультет нашего университета, – вставил свое слово прокурор, давая понять, что и он хорошо осведомлен о семье человека, недавно претендовавшего на место Шарафа Рашидовича.

– Толковые ребята, раз в месяц непременно обедаю с ними в чайхане на Бадамзаре. Мы с Анваром Абидовичем решили, что они останутся в Ташкенте. Каждому я помог приобрести кооперативную квартиру в респектабельном районе, есть у них и загородные дома, купленные отцом на подставных лиц еще пять лет назад, будущее молодых людей мы успели все-таки продумать. Но я не об этом хотел сказать. После ареста полковника Нурматова. я попросил его ссудить миллион одним моим знакомым, затеявшим крупное дело и имеющим надежное прикрытие, заверил, что этот миллион и будет страховать его семью, что бы с ним ни случилось. Отдавая «лимон», он автоматически становился первым пайщиком и на одни проценты с оборота мог обеспечить даже своих малолетних внуков. Тут он не стал упираться, наверное, подумал, какая разница, где они лежат. Он был неплохой экономист и в последние годы не жаловал бумажные деньги, может, оттого расстался с ними без сожаления, зная, что они обесцениваются с каждым днем. Как бы там ни было, пока я жив, его семье не придется бедствовать, даже если он, несмотря на его колоссальные связи, и не сможет вырваться из беды, в которую попал…

И вдруг, когда хозяину дома показалось, что Шубарин настроился на сентиментальную волну, смирился, что секретаря обкома больше нет у власти, прозвучал жесткий вопрос, вернувший его на землю.

– Чем вы конкретно можете помочь моему патрону? И кого из свидетелей в первую очередь нужно убрать или серьезно побеседовать с ними, чтобы облегчить участь нашему другу и покровителю?

– Помочь? – искренне удивился прокурор, понимая, что не Шубарин, а он сам попадает под еще большее влияние Японца и что тот диктует свою волю, а вопрос его скорее похож на приказ. – Увы, во-первых, дела я не видел, оно в руках у следователя КГБ. Во-вторых, все начнется, когда предъявят обвинение и пойдут допросы, тогда и станет ясно, кто больше всего мешает ему и кому следует дать «закурить»… Конечно, я уверен, все будут открещиваться от этого дела, как черт от ладана, и мне придется заниматься им вплотную, не исключено, что я смогу видеть его и присутствовать на каком-нибудь допросе, это в моей компетенции… Трудные времена настали, Артур Александрович… – заключил он на философской ноте.

– Нет, почему же трудные? Легкими они никогда не были, а теперь стали непонятными, это верно. Как только поймем, чего хочет новая власть, так многое и образуется. – И, считая разговор оконченным, сказал: – Через час пятнадцать минут вылетает самолет на Заркент, я должен срочно встретиться с ним, может, и удастся что-нибудь предпринять. А вам за информацию спасибо. – И, пожав руку, стремительно вышел из кабинета.

«Вот так прибрал к рукам Шубарина», – подумал растерянно прокурор Акрамходжаев и кисло улыбнулся.

Арест секретаря обкома из Заркента словно разбудил крупных должностных лиц от спячки, снял со многих глаз пелену беспечности, и Сенатор стал замечать тайное объединение или примирение кланов, состоявших в давней вражде, не поделивших сферы влияния в республике. Наконец-то поняли – время не для конфронтации и амбиций, что выжить можно только действуя единым фронтом против перемен, против тех, кто пытается навести порядок Изменилось и отношение партийного аппарата к прибывшим группам Прокуратуры СССР, работавших во всех областях республики. Раньше, на первых порах, когда еще не прояснились цели, они получали полное содействие и понимание, но после ряда непредсказуемых арестов им стали чинить препятствия, повсюду давали понять, что дальнейшее их пребывание в крае нежелательно. И опять пошли версии, и в печати, и с высоких трибун, что присутствие такого количества юристов извне оскорбительно для суверенной республики, что это плохо отражается на настроении народа, хотя всем было ясно, что занимаются в основном теми, кто наворовал многомиллионные и многотысячные состояния на беспросветной нищете своих же многодетных дехкан.